| Вход | Регистрация |
|
|
| Главная » Статьи » Языкознание | ||||||||
| Особенности именных частей речи в хлютском говоре лезгинского языка Исследование хлютского говора вызвано также интенсивностью процесса нивелирования диалектных различий, обусловленного миграцией населения с горных местностей в районные центры и города. Научное освещение диалектов и говоров имеет большое значение для изучения истории языка и истории народа, его этногенеза, материальной и духовной культуры. Актуальность изучения хлютского говора возрастает в связи с проживанием хлютцев в Рутульском районе, в соседстве с родственной языковой средой, следовательно, с процессами языковой дифференциации и интеграции, обусловленными условиями развития говора. Интересные с точки зрения истории лезгинского языка особенности обнаруживает морфологический строй говора, в частности, именные части речи. Помимо флексий множественного числа -ар, -ер (эр), -яр (йар), встречающихся и в литературном языке (в употреблении которых наблюдаются различия), в говоре зафиксированы и такие варианты, как -аьр, -оьр, ср.: мертhоьр от мертh // моьртh (лит. мертh) «барбарис», поьркь > поьркьоьр (лит. къвакъаяр от къвакъа) «терн», ликь > ликьаьр (лит. лекь > лекьер) «печень». В говоре употребление -ар гораздо шире; им оформляется множественное число ряда односложных имен существительных с согласным исходом, имеющих в составе один из переднерядных гласных: пел > пелар «лоб» (лит. пел > пелер), мес > месар «постель» (лит. мес > месер), кьуьд > кьуьтар (лит. кьуьд > хъуьтIер) «зима» и т.д. Как видно, в говоре гласный а морфа множественности -ар, в отличие от литературного языка, не находится в строгой сингармонической связи с корневым гласным слова. Интересны также случаи, где некоторые существительные, которые имеют в основе гласные заднего ряда, принимают -ер, вместо ожидаемого -ар, ср.: ул > улер «глаз» (лит. вил > вилер). В формах множественного числа эргатива (и образуемых от него падежей), в отличие от литературного языка, наблюдается не -и, как в литературном языке, а -ы. Косвенная основа множественного числа образуется регулярно от множественного числа также присоединением показателя -ы, ср.: шараг-ар-ы «детеныши» (лит. шараг-р-и), зимбил-ар-ы (лит. зимбил-р-и) «корзина», пел-ар-ы (лит. пел-ер-и) «лоб» и др. Более того, в хлютском говоре, в отличие от литературного языка, гласный аффикса множественности при изменении по падежам не редуциируется. Как известно, обособление форм множественного числа существительных есть один из способов лезгинского словопроизводства, сущность которого заключается в том, что новое слово появляется в языке на базе другого слова (существительного). В хлютском говоре нами обнаружено несколько единиц, образованных указанным способом, но отсутствующих в литературном языке. Это дуьзенар «долина» < дуьзен «ровное место, равнина», лашар «часть саней» < лаш «палка». Как видно, форма множественного числа образует новое лексическое значение (во втором случае) и стилистически варьирует значение единственного числа (в первом случае). Ср. также следующие существительные, представленные во мн.ч., однако пары единственного числа не имеющие: лыбыяр (лит. пахла) «фасоль», ахварар (лит. тарар) «ткацкий станок», кьаьнарар (лит. кьенерар) «уздечка», хъарар (лит. гьебе) «сума, хурджин», хрывар (лит. хурар) «грудь», пhрар (лит. пhурар) «седло», мичер (лит. хъчар) «травы». Интересной представляется и единица гьэфэр «тмин», которой в литературном соответствует существительное с двойным аффиксом множественности, ср.: ифэрар. А следующее существительное, вместо ожидаемого повторного аффикса множественности, как в литературном языке, имеет на конце финальный -ат, ср.: граратh (лит. гурарар) «ступени лестницы». Как и в других диалектах лезгинского языка, в хлютском говоре наблюдается сокращение количества падежей за счет выхода из употребления так называемых направительных падежей, в основном их функции выполняют соответствующие местные падежи покоя. В отличие от некоторых диалектов и говоров самурского наречия, где флексия имен существительных всех пяти падежей удаления состоит из гласного + фрикативный звонкий согласный гъ, в хлютском говоре, как и в литературном языке, имеет место ётовый дифтонг ай. Наличие -гъ зафиксировано У.А. Мейлановой, например, в усугчайском и миграхском говорах докузпаринского диалекта [Мейланова 1964: 210]. Подобное наблюдается и в говорах кубинского наречия [Гаджиев 1997, Бабаев 1997, Асалиев 2002], в ашарском и гельхенском говорах курахского диалекта, а также в курушском, джабинском диалектах [см. Ганиева 2007; 2008]. В аффиксе направительного 1 падежа регулярно вместо литературного -далди будет -дилди, ср.: дамах-дилди (лит. дамах-далди) «с гордостью», ручhка-дилди (лит. ручhка-далди) «ручкой» и др. Эти же расхождения форм местных падежей наблюдаются также в системе остальных именных частей и местоимения говора. Инвентарь эргативного падежа в говоре значительно богаче. Так, для первого склонения используются дополнительно -о, -оь, -ы, ср.: къуьл > къуьлы (лит. къуьл > къуьлуь) «пшеница», мес > месы (лит. мес > меси) «постель», сос «невеста» > сосо (лит. свас > суса), роьх > роьхоь «мельница» (лит. регъв > регъве). В говоре засвидетельствован еще один вариант аффикса второго склонения (-ди) -ти, который употребляется вместо ассимилятивных -чи, - чIи, -цIи, ср.: кьич > кьичти «кувшин», чар > чарти «сметана» (лит. чар-чи), чIар > чIарти «волос» (лит. чIар > чIарчIи), цIар > цIарти «линия» (лит. цIар > цIарцIи) и др. Кроме флексий -уни, -ини, -уьни третьего склонения, в хлютском говоре зафиксированы -аны, -ани, -ыны, -ины, ср.: бырж «долг» (лит. бурж) > быржыни (лит. бурж > бурджуни) «долг», кIымпh «пробка» (лит. кIумпh) > кIымпhыни, арф «буква» (лит. гьарф) > арфыны, шам «свеча» > шам-ани (лит. шем > шем-ини) и др. В группе существительных четвертого и пятого склонения незначительные отличия в говоре сводятся к фонетическим. Ср. существительные 4 склонения: мыркh > мыркhади (лит. мурк > муркIади) «лед», уьртh > уьртеди (лит. виртh > виртIеди) «мед». Или же ср. некоторые существительные пятого склонения с переднерядным корневым гласным, которые принимают аффикс -ра, вместо ожидаемого -ре, ср.: цIуьгъ > цIуьгъра «оса» (лит. чIиж > чIижре), хаьд > хаьдра (лит. гъед > гъетре) «звезда». Аффикс -ре в говоре употребляется редко. По сути, здесь нарушается сингармонизм гласных. Гармония гласных нарушается и в следующих словах, эргатив которых вместо ожидаемого -е (1-ое склонение) представлен заднерядным гласным -а, ср.: пел > пела (лит. пел > пеле) «лоб», хъел > хъила (лит. хъел > хъиле) «обида». Существенны также различия говора по отнесению имен существительных к тому или иному типу склонения, ср.: къым > къым-ани (лит. къум > къум-ади) «песок», чанг > чанг-ына (лит. чанг > чанг-а) «горсть», твар > твар-уни (лит. тIвар > тIвар-цIи) «имя», он > он-ыни (лит. ван > ван-ци) «звук, голос», хъваьр «улыбка» > хъваьр-ы (лит. хъвер > хъвер-ди), цыр «медь» > цвер-ы (лит. цур > цур-ди). и др. Следует также отметить, что хлютский говор дает материал для исторического словообразования. Так, например, здесь сохранилась историческая основа мыхат «ячмень на глазу», служившая для производства существительного мухатI-ил. В говоре, в отличие от литературного языка, представлено большое количество существительных, образованных посредством исконных словообразовательных ресурсов. Ср., например, существительное атIын «свертывание (молока)», образованное способом субстантивации от масдара атIын «резать, срезать». В говоре также замечено замещение непродуктивных суффиксов, ср. хъел-атI (лит. хъил-ецh). В данном слове аффикс в говорах ахтынского диалекта имеет различное оформление, ср.: ахт. хъил-ятI, миск. хъил-ецI. Видимо, в следующих соответствиях в говоре выделяется непродуктивный суффикс -й, ср.: папакьай - хенцI - клещ кошарный цырцыгъей - муркIуцI - сосулька чIепIчIепIей - кIакIам - ресница пIапIакьай - ккIлам - клещ кIурулай - типIих - вязанка Вместо непроизводного лит. цIвелар в говоре употребляется производный чIвалахъан (здесь выделяется аффикс -хъан, который присоединяется к падежной форме чIвал), ср. при этом: ахт. чIолар, миск. чIвелар «виски, волосы на висках». Интересно образование существительного рехуьхъан «мельник», где вместо иранского суффикса -бан, выражающего значение профессии (ср. лит. регъуьхъбан), употребляется исконный суффикс -ан. Определенные расхождения с литературным языком в говоре имеют место и в системе прилагательного. В основном они сводятся к фонетическим, ср.: хъсанде (лит. хъсанди) «хороший», эриде (лит. яруди) «красный», дишибыр (лит. дишибур) «самка», йашлы (лит. йашлу) «пожилой», гьазерлы (лит. азарлу) «больной», такъай (лит. кьакьан) «высокий». В говоре зафиксированы также некоторые структурные изменения в системе прилагательных. Так, прилагательное кhичIе «трусливый» (от кичI) в говоре принимает на конце сонорный -р, ср.: гичl «страх» > гичIерде. Сонорная фонема р вклинивается также в структуру отнаречного прилагательного гьинаран «здешний» от гьина «здесь» (лит. ина > инин). На исходе прилагательного кьакьан «высокий» в говоре употребляется -й, а вместо начального кь употребляется т, ср.: такъай. Видимо, в хлютском говоре сонорные р, й выполняют словообразующую функцию в системе прилагательных. В хлютском говоре, как и в литературном языке, прилагательные при субстантивации принимают специальные аффиксы (они являются одновременно и показателями именительного падежа единственного и множественного, соответственно, чисел). Однако в субстантивирующем аффиксе прилагательных (как и других адъективов) единственного числа вместо литературного -ди регулярно употребляется -де, ср.: хъсанде (лит. хъсанди) «хороший», лацыде (лит. лацуди) «белый», эриде (лит. яруди) «красный» и др., а вместо аффикса множественности -бур будет -быр. Следует отметить, что в отличие от ахтынского говора, д, как и в некоторых говорах самурского наречия, например, некоторых говоров докузпаринского диалекта, не переходит в з, ср.: лацыде, ахт. лыцызи (лит. лацуди) «белый», чlлавде, ахт. чIлавзи (лит. чlулавди) «черный», цырыде, ахт. цырызи (лит. цуруди) «кислый», ширинде, ахт. ширинзи (лит. ширинди) «сладкий», гелкъвейде, ахт. элкъвейзи (лит. элкъвейди) «круглый», йэргъиде, ахт. йиргъизи (лит. яргъиди) «длинный», такъайде, ахт. къекъейзи (лит. кьакьанди) «высокий», кьуьзуьде, ахт. кьуьзуьзи (лит. кьуьзуьди) «старый» и др. Некоторые отличия касаются функциональной загруженности прилагательных. К примеру, ислягь «мирный» в говоре употребляется часто вместо лит. секин «спокойный». Или же: прилагательное «шерстяной» в говоре образуется не от существительного йис «шерсть», а от чIар «волос», ср.: чIарчIин (лит. сун). В хлютском говоре получает большее распространение сравнительное слово хьтин (часто употребляется вместо сравнительного союза хьиз) для выражения степени сравнения, ср.: Руш йаъ хьтин гуьрчегди э (лит. руш диде хьиз иер я) «Девочка красива (красивая есть), как мать». При образовании превосходной степени в говоре, в отличие от литературного языка (где чаще употребляются слова лапh «очень» и гзаф «очень, много, самый»), хлютцы употребляют паара (пара) «очень»: пара гьакьыллы кhас эй (лит. лап акьуллу кhас тир) «очень умный человек был», пара чIылав (лапh чIулав) «очень черный», пара йуьчIуь (лит. лап уьцIуь) «очень соленый» и т.д. Данная особенность приближает говор к говорам самурского и кубинского наречий. Отличия имен числительных говора от литературного языка в основном сводятся к фонетическим. Так, в ряде имен числительных говора и литературного языка есть соответствия гласных звуков: ы <> у, уь <> и, уь <> э, э <> и, а также имеют место существенные фонетические трансформации корневых согласных: цl <> чl, тh <> д и др. Интересно также наращение в середине числительных 13, 14, 17, 19 сонорного й: цIийпыд (лит. цIипуд), цIейкьуд (лит. цIукьуд), цIейрид (лит. цIерид), цIыйчIуьд (лит. цIыйчIуьд). Что интересно, в других говорах самурского наречия подобных вставочных элементов в структуре числительных 13, 14, 17, 19 не обнаружено, ср. данные ахт. говора: цIипыд, цIикьуд, цIерид, цIычIуд. Собирательные числительные образуются от количественных путем присоединения к ним аффикса -на (вместо лит. -ни): чIуьдна (лит. кIуьдни) «все девять», цIыкьоьдна (лит. цIыкьоьдни) «все двенадцать». В качестве вопроса к числительному в говоре вместо литературного гьикьван? употребляется фикьадар? «сколько?». В склонении имен числительных говора расхождения с литературными нормами наблюдаются в тех же формах местных падежей, что и в склонении предыдущих частей речи. В исходной форме отдельные местоимения говора отличаются от соответствующих местоимений литературного языка своим звуковым оформлением, ср.: чhуьн «вы» (лит. кhуьн), вуцh? «что?» (лит. вучh?), гьатIа «тот» (лит. атIа), уьчh «он сам» (лит. вичh), жи «наш» (лит. чи) и т.д. В функционально-личных местоимениях ан «он, она, оно» и анбур «они» (от указательного а «этот») во всех падежах, в отличие от литературного языка, после анлаутного гласного а появляется сонорный н в единственном и во множественном числе (лит. ам и абур). Интересно отметить, что местоимение ин «этот (вблизи)» факультативно может наращиваться начальной дейктической частицей гь, на что указывает составное наречие гьисятда (лит. исятда) «сейчас», состоящее из указанного местоимения и падежной формы существительного сят «час». Фонетические изменения зафиксированы и в системе вопросительных местоимений, ср.: фими? (лит. гьим?) «который?», виш? (лит. вучh?) «что?», фикьадар? (лит. гьикьван?) «сколько?», фикIа? (лит. гьикI?) «каким способом?, как?» и др. Вопросительному местоимению вуж? «кто?» литературного языка, как и в кубинском диалекте лезгинского языка, в говоре соответствует слово гьим? В отрицательных местоимениях вместо частицы-союза, постфикса ни употребляется на, ср.: саонна «ни один, никто, ничто», санина «нигде, никакое место, ни одно место», садазни «никому», са шейна (лит. са шейни) «ничего», са занна (лит. са затIни) «ничто, ничего» и др. В структуре последнего выпадает также согласный тI. В склонении местоимений также зафиксированы фонетические расхождения, они, как правило, наблюдаются в тех же формах местных падежей, что и в склонении предыдущих частей речи. Мы здесь перечислили, на наш взгляд, наиболее характерные особенности хлютского говора в системе именных частей речи. Таким образом, именные части речи хлютского говора имеют общие черты с кюринским, самурским и кубинским наречиями с уклоном к самурскому наречию. Литература 1. Абдулжамалов Н.А. Фийский диалект лезгинского языка (Особенности консонантизма, Система глагола). Под ред. Б. Ханмагомедова. Махачкала: Дагучпедгиз, 1965. 65 с. 2. Гайдаров Р.И. Ахтынский диалект лезгинского языка. По данным сел. Ахты. Махачкала, Дагучпедгиз, 1961. 166 с. 3. Гайдаров Р.И. Диалектология лезгинского языка. Для учителей лезгинского языка и студентов литфака. Отв. ред. М.А. Алипулатов. Махачкала, Дагучпедгиз, 1963. 226 с. 4. Ганиева Ф.А. Джабинский диалект лезгинского языка. Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 2007. 220 с. 5. Ганиева Ф.А. Курушский говор лезгинского языка. Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 2008. 293 с. 6. Гюльмагомедов А.Г. Куткашенские говоры лезгинского языка. АКД. Махачкала, 1966. 22 с. 7. Гюльмагомедов А.Г. М.М. Гаджиев. (Из лингвистического наследия). Кубинский диалект лезгинского языка. Махачкала. 1997. 225 с. 8. Мейланова У.А. Очерки лезгинской диалектологии. Под ред. Ш. И. Микаилова. М.: Наука, 1964. 417 с. Абдулмуталибов Н.Ш., Султалиева З.М. Ежегодный сборник научных трудов лингвистов. – Махачкала, 2010.
| ||||||||
| ||||||||
793
0
| |||||||
|
