| Вход | Регистрация |
|
|
| Главная » Статьи » Языкознание | ||||||||
| Грамматические особенности наречия в лезгинском языке В связи с этим интерес представляет, прежде всего, синтаксические особенности лезгинского наречия. Синтаксические функции наречий, как известно, сводятся к тому, чтобы выступать в роли обстоятельства при глаголе и функционировать в качестве определения при глаголе, прилагательном и наречии. В системе предложения или словосочетания наречия лезгинского языка занимают свободный передвижной характер, т.е. их месторасположение на характер предложения не влияет. Однако при этом все чаще встречаются и считаются правильными те конструкции, в которых данные наречия находятся в начале предложения или словосочетания. Связь между ними и другими словами основана на примыкании, ср.: няниз атанва "ночью пришел", экуьнахъ фад къарагъна "утром рано встал", лап шадарна "очень развеселил", пака къведа "завтра придет", винел фена "вверх пошел", къенез гьахьна "вовнутрь зашли", са гуж баладалди акъвазна "еле стоит", мус атанва? "когда пришел?", санал хъфена "вместе ушли", ахпа къачуда "потом возьму". В лезгинском языке некоторые лексические единицы омонимично могут употребляться и как наречия, и как прилагательные. Дифференцировать их может только контекст, ср.: ужуз: 1. "дешевый, недорогой" - ужуз якIукай шурпа жедач (Ф.) "Из дешевого мяса бульона не сваришь"; 2. "дешево, недорого"; ужуз къачун "дешево купить"; кьве сеферда ужуз гун "отдать в два раза дешевле"; ужуз я "дешево (стоит)" [Гюльмагомедов 1985: 122]. Надо сказать, что знание особенностей сочетаемости указанных единиц не всегда существенны при определении частей речи вообще и, в особенности, в случае их функциональной омонимии. Трудности становятся очевидными, когда одни и те же единицы могут, например, сочетаться как с масдаром, так и с отмасдарным существительным. В подобных случаях, наряду с дистрибутивными возможностями, следует опираться и на другие синтаксические свойства слов, в частности, на характер синтаксических отношений. В этой связи интерес представляют наречно-адъективные единицы типа рассмотренных выше, которые в одинаковой степени обладают возможностью примыкать как к масдару, так и к отмасдарному существительному. Ср.: Ам хабарсуз атуни чун тажубарна "То, что он пришел неожиданно, нас удивило" и Адан хабарсуз атуни чак къалабулух кутуна "Его неожиданный приход нас взволновал". Частеречная принадлежность данных единиц, выявляется в контексте. Если эти морфологически невыраженные единицы со значением качества служат для определения действия, то перед нами наречия, примыкающие к масдару, а если же они определяют предмет, то перед нами прилагательные, примыкающие к отмасдарному существительному [Абдулмуталибов 2005]. Подобные омонимичные словосочетания, как отмечает Н.Ш. Абдулмуталибов, для лезгинского языка редкость. Во многих случаях эти единицы, употребляясь в таких глагольных словосочетаниях в качестве наречия, доаффиксируются, к ним присоединяется наречный суффикс -даказ или -диз (хъсан-даказ / хъсан-диз фин "хорошо идти"). Или же доаффиксируются аффиксом множественности отмасдарные существительные. Ср., к примеру гзаф тIуьн "много кушать" и гзаф тIуьн-ар "много еды". Наречия в лезгинском языке после имени существительного самая богатая по количеству слов часть речи. Это объясняется историческими и новейшими связями наречия с другими частями речи, с продолжающимся и поныне процессом интенсивного пополнения наречия за счет имен существительных и прилагательных, глаголов, местоимений и самих наречий. В свою очередь наречие служит базой развития и обогащения других частей речи. Сказанное, прежде всего, касается такого разряда как послелоги, становление которого как самостоятельной части речи в силу ряда причин происходит сейчас, на наших глазах. Широко употребляется наречия в качестве производящей базы в системе глагола. Наречие в качестве смыслового компонента, соединяющегося со специальными грамматикализованными аффиксоидами, восходящими к вспомогательным глаголам, участвует в образовании особых синтетических и аналитических образований – сложных и аналитических глаголов. Так, например, образуется глагольный комплекс по модели "наречия обычно местно-пространственной семантики + -ун" (от авун "делать")", ср.: винизун "поднимать" (от виниз "вверх" + авун "делать"), агъузун "снижать" (от агъуз "вниз" + авун "делать") и др. Образование подобных структурных форм отличается ограниченным числом. Их немного. Некоторые из подобных глаголов дополнительно могут осложняться каузирующим аффиксом -ар-, образуя однокорневые синтетические пары, ср.: агъузарун "способствовать понижению", явашарун "замедлять". Наречие особенно широко применяется в структуре аналитических глаголов, ср.: а) аналитические глаголы, состоящие из наречия и хьун "быть, стать": геж хьун "опоздать" (букв. поздно быть), агъуз хьун "понижаться" (букв. вниз стать), яргъаз хьун "удаляться" (букв. далеко стать); б) аналитические глаголы, состоящие из наречия и функционально-служебного глагола: ахпадал вегьин "откладывать" (букв. на потом бросить), бада фин "тратить; пройти попусту (о времени, труде)" (букв. попусту идти), вине кьун "возгордиться, считать себя выше" (букв. высоко держать); в) аналитические глаголы, состоящие из наречно-прилагательных основ и функционально-служебного глагола: бакара атун "пригодиться" (букв. необходимо идти), герек атун "пригодиться" (букв. необходимо идти) и др. Интерес представляют сочетания качественного наречия с глаголом полного спряжения амукьун "остаться" или тун "оставить", ср.: яруз амукьун "оставаться (пребывать) красным", яруз тун "оставить красным", гъвечIиз амукьун "оставаться маленьким", мекьила тун "оставить (пребывать) холодным". Эти конструкции, обозначают различные состояния субъекта или причину действия, в семантическом отношении коррелятивны аналитическому глаголу "прилагательное + хьун" (М.М. Гаджиев [1954] определяет их как именные сказуемые). Необходимо отметить и группу аналитических конструкций, где наречия, образованные от прилагательных посредством суффикса -ла, сочетаются со служебными глаголами ава "есть в…", ама "есть еще", ср.: гишила ава "пребывает в голоде", гишила ама "все еще находится в состоянии голода". Подобные глаголы выражают, что "бытие, существование приписанного субъекту признака или состояния продолжается" [Гаджиев 1954: 64]; Широко употребляется в лезгинском языке также следующий тип синтетических глаголов, где в качестве смыслового компонента участвует качественное наречие, сливающееся со словоизменительными формами недостаточных глаголов ава и ама, ср.: а) мекьизва (мекьиз+ава) "холодно" (букв. холодно есть); б) мекьизма (мекьиз+ама) "все еще холодно" (букв. холодно все еще есть). Качественное наречие, образовавшееся от прилагательного с помощью суффикса -з, в сочетании с глаголом ава или ама выражает наличие (или отсутствие) данного признака или состояния в настоящем времени, которые соответственно получили название настоящее сложное 1, настоящее сложное 2 Данные формы рассматриваются М.М. Гаджиевым в связи с адвербиальным составным сказуемым [1954: 63-63]. Эти формы имеют парадигму деепричастия и причастия. Отрицательную форму они образуют синтетически, посредством отрицательного суффикса -ч или -чир: мекьизва-ч "не холодно"; мекьизма-ч "уже не холодно". Нередко они заменяются сочетанием однокоренного прилагательного со связкой -да, ср.: мекьида "холодно", которые близки ко словам категории состояния. При словах категории состояния наречия образа действия уточняют характер состояния. Употребление этих наречий сближает слова категории состояния с глаголами. Наречия образа действия могут указывать на интенсивность состояния: Заз пис мекьида "Мне очень холодно". В лезгинском языке, как указывает Р.И. Гайдаров, имеются группы наречий, различающиеся по объему синтаксических функций: а) наречия, выступающие с определяющими их словами и без них; б) наречия, всегда сопровождаемые определяющими словами; в) наречия, которые не могут быть определяемы вообще [1999: 44]. Как известно, в лезгинском языке имеются наречия, выполняющие одни и те же функции (монофункциональные наречия) и наречия, выполняющие функции различных обстоятельств (полифункциональные наречия). М.М. Гаджиев в качестве полифункциональных называет: а) наречия, образованные от имен прилагательных суффиксом -ла, который характерен и для некоторых деепричастных форм. Обстоятельство образа действия, выражаемое этими наречиями, определяет не столько глагол (действие), сколько самого субъекта действия, в целом же, эти наречия выражают обстоятельства причины: Аял кьецIила къекъвезва "Ребенок ходит раздетым"; Ам гишила, мекьила яшамиш жезвай "Он жил в голоде, в холоде" [Гаджиев 1963: 145]. б) М.М. Гаджиев также указывает, что наречия количества типа икьван, акьван "столько", тIимил "мало", гзаф "много", хейлин "очень много" и др. в одинаковой мере могут выражать как определение, так и обстоятельство образа действия, которое определяет действие в отношении меры и степени: Вун гзаф ксузва "Ты много спишь"; За са тIимил кIвалахда "Я немного поработаю"; Ам хейлин кьулухъ галама "Он значительно отстает от других" [там же: 157]. Анализ исследуемого материала показывает, что в лезгинском языке наречия в основном выполняют синтаксические функции различных обстоятельств. Сочетаемость разрядов наречий с другими частями речи и членами предложения различна, поэтому и в отношении употребления в предложении следует рассмотреть каждую группу в отдельности. 1. Обстоятельство времени показывают, что действие или признак связаны с определенным временем. В этой функции чаще всего употребляются наречия временной семантики, ср.: Керкиди гьамиша вичин патахъ ялда (ф.) "Мотыга всегда в свою сторону тянет", Лежбердин хизан фад къарагъда "Семья крестьянина рано встает" (ф.), КIантIа пака, кIандатIа къе, гьазур я чун гьадан рекье… (А.Ф.) "Хоть завтра, хоть сегодня, мы готовы идти за ним…"; Валай алакьдачтIа, гила лагь, ахпа геж жеда "Если не можешь, скажи сразу, пока не поздно"; Гатуз ана кудач рекъини "Летом там солнце не печет" и др. Интерес представляют конструкции, в которых выражается последовательность временных отрезков, ср.: Гатфарин гьазурвал хъуьтIуьз, хъуьтIуьн гьазурвал гатуз ая (ф.) "К весне готовься зимой, а к зиме – летом", Эвел гьунар, ахпа нагьар (ф.) "Вначале удаль, потом завтрак", Эвел кIвалах, ахпа чанах (ф.) "Вначале работа, потом кастрюля", Са юкъуз кIвалах, кьве юкъуз рагъ гуз цлахъ (ф.) "Один день работает, два дня загорает". 2. Обстоятельство места показывает место действия, а также направление и путь движения, где совершается действие или проявляется признак, откуда они исходят или куда направлены, например: Кьве шуьмягъ сад хьайила, кIерец арадай акъатда (ф.) "Когда объединяются два мелких ореха (фундука), орех выходит из середины", Ша инрихъ, яргъалай рахамир "Не кричи издалека, подойди поближе"; Вун накь вучиз атанвачир? (С.С.) "Почему ты вчера не пришел?", Хуьруьн юкьни-юкьвал школа алай "В самом центре села находилась школа" и т.д. Следует отметить, что ряд наречий, будучи адвербиализованными формами имен существительных, могут обозначать как место, так и время, т.е. выступать в различных функциях обстоятельства. Ср.: Гила а халкьар хейлин вилик фенва "Теперь эти народы значительно продвинулись вперед", Акъвазмир, виликди алад "Не останавливайся, иди вперед"; Абурун кIвалерни школа лап мукьвал ала "Их дом и школа находятся совсем рядом". В этих предложениях наречия вилик, виликди, мукьвал являются обстоятельствами места. Эти же наречия при других условиях выполняют синтаксическую функцию обстоятельства времени: ЦIуд йисан инлай вилик хуьре анжах са магазин авай "Десять лет назад в селе был только один магазин", Виликди чIехибур алай чкадал рахаз жезвачир "Раньше нельзя было разговаривать в присутствии старших"; И мукьварал чи муалимдин юбилей жеда "Скоро будет юбилей нашего учителя" [цит. по: Гайдаров 1999]. Подобное совмещение функций у лезгинского наречия можно объяснить фактом обособления падежных форм существительных временной семантики типа йиф "ночь", югъ "день", гад "лето", куьд "зима", гатфар "весна" и т.д. Как отмечает М.М. Гаджиев, "эти существительные, перейдя в наречия, сохраняют ряд признаков, характерных для имени (способность иметь при себе определение, указание на количество, совпадение звучаний и др.) и поэтому их нельзя считать окончательно перешедшими в разряд наречия" [Гаджиев 1954: 166-167]. Мы позволим себе не совсем согласиться с данным мнением. Вслед за Р.И. Гайдаровым, мы полагаем, что появление у наречий особых, отличающихся от онаречившихся падежных форм (йифез "ночью", йикъаз "днем") и отсутствие таких особых падежных форм у слов кьуьд "зимой", зул "осенью" не может быть решающим критерием при определении их частеречной принадлежности [Гайдаров 1999: 48]. С другой стороны, слова типа кьуьд "зима", зул "осень", гад "лето" также могут, в принципе, образовывать падежные формы с широкими звуками [а] и [э] во втором слоге. Такое произношение нередко в говорах ахтынского наречия. Нельзя согласиться и с мнением М.М. Гаджиева о том, что наречия типа къе "сегодня" – къенлай "с сегодняшнего дня", пака "завтра" – пакамлай "с завтрашнего дня", шаз "в прошлом году" – шазалди "до прошлого года" – это формы одного и того же наречия. Подобные образования, на наш взгляд, следует квалифицировать как вполне самостоятельные наречия. Это доказывается тем фактом, что их логико-семантическое значение не только не сохраняется, но и становится каждый раз совсем иным, ср.: къедалди "до сегодняшнего дня", къе "сегодня", къенлай "с сегодняшнего дня". Здесь, как видим, изменение формы сопровождается полным изменением семантики, чего не происходит при обычном склонении. Некоторые простые наречия места, например, мукьвал "рядом", юкьвал посередине", яргъал "далеко" и др., совпадают с послелогами, образовавшимися из этих наречий. Наречия, как известно, отличаются от послелогов тем, что, как знаменательная часть речи, они имеют самостоятельное значение и употребляются в функции члена предложения (обстоятельства), тогда как послелоги лишь участвуют в словообразовании глагола. Однако иногда возникает необходимость отграничить наречие от послелогов, в особенности при совпадении с послелогами, сочетающимися с обстоятельством, выраженным существительным или наречием: в таком случае возможен и другой порядок этих слов. 3. Обстоятельство образа действия. В лезгинском языке обстоятельства образа действия являются самой многозначной и сложной синтаксической категорией. Наибольшее количество наречий, по нашим подсчетам, используется именно в этой функции, сочетаясь с глаголами переходной и непереходной семантики, выражая качественную характеристику действия, обозначенного им, ср..: Душманди чинеба кьада (ф.) "Враг скрытно действует (букв. возьмет)", Тамуз фейи ебни кIамуз фейи квар ичIиз хкведач (ф.) "Веревка, пошедшая в лес, и кувшин, пошедший к ручейку, пустыми не вернутся", РикIивай гъиле кьур кар кьилиз акъатда (ф.) "Дело, за которое возьмутся серьезно (букв. от сердца), свершится", Итим кьулухъай гьич рахадач (ф.) "Мужчина никогда за спиной не будет говорить", Пис гаф фад ван жеда (ф.) "Плохое слово быстро разносится (букв. слышится)"; Базарда са затIни гьавая гудач (ф.) "На базаре ничего бесплатно не дается", Куьтягь хьайи кIвалах регьят аквада (ф.) "Завершенное дело кажется легким", Иеси галай кицIи хъсан кьада (ф.) "Собака при хозяине хорошо бросается (букв. кусает)", За адал кIевелай тапшурмишнава "Я ему поручил очень строго", Гила крар масакIа ийизва "Теперь все по-другому происходит (делается)", Жуван чкадал секиндаказ ацукь "Сиди спокойно на своем месте" и т.д. Некоторые из подобных обстоятельств синкретичны, объединяют, к примеру, семантику времени и образа действия, ср.: Качалаз дарман жагъайтIа, ада сифте вичин кьилиз ядай "Если человек с паршой на голове найдет средство (от парши), то в первую очередь (вначале) он постарается излечить свою голову" и т.д. Т.е. подобные обстоятельства не всегда четко дифференцированы. Следует отметить, что значения обстоятельств настолько разнообразны, что при их классификации трудно охватить все возможные конкретные случаи, поэтому, видимо, М.М. Гаджиев выдвинул наиболее типичные и распространенные. Классификация может быть более исчерпывающей или менее исчерпывающей, однако она не может выявить все возможные значения обстоятельств, поскольку эти значения обусловлены часто лексическими значениями слов, а не их синтаксическими свойствами. Так, М.М. Гаджиев [1953] к группе обстоятельств образа действия относит и обстоятельственные слова, которые определяют действие или признак в отношении его меры или степени. Учитывая высокую степень абстрагированности (грамматикализации) обстоятельственных значений, данные разновидности обстоятельств образа действия можно выделить в качестве отдельной обстоятельственной группы. Обстоятельства меры обозначают меру действия или признака, выраженного сказуемым, а также меру времени и пространства, меру количества, меру веса и стоимости, ср.: Садра кIула кьурдаз эвичIиз кIандач (ф.) "Севший на голову одиножды уже не захочет слезть", Садра атIай фу кухкIуриз жедач (ф.) "Раз отрезанный лаваш не соединить вновь", Алахьай йикъакайни рикIиз кIани рушакай садрани бизар жедач (ф.) "Ясный день и любимая девушка никогда не надоедят", Гзаф рахадайда гзаф гъалатIарни ийида (ф.) "Кто много говорит, тот часто ошибается". Обстоятельства степени обозначают степень проявления действия, состояния или признака и отвечают на вопрос гьи дережада? "в какой степени?", ср.: Яд гъайи вацIу мадни гъида лугьуда (ф.) "Принесшая воду река, говорят, еще больше принесет". В качестве обстоятельства степени широко употребляются также сочетание существительного (или другого субстантивированного имени) почти во всех падежах со служебным словом (наречной частицей) хьиз "как, подобно", которое дает действию или состоянию качественную или количественную характеристику через сравнение, ср.: Кали хьиз нек тагудайда, яцра хьиз цан цана кIанда (ф.) "Кто не дает молоко, как корова, должен пахать как бык", Къуншидин верч къаз хьиз аквада (ф.) "Курица соседа кажется (букв. словно гусь) гусем" и т.д. Как видно, обстоятельства сравнения и уподобления выражают сравнение, сходство, уподобление действий, признаков, состояний. Они поясняют не только глагольное сказуемое, но и другие члены предложения и отвечают на вопросы гьикI? "как?", гьим (вуж, вуч) хьиз? "как что (кто)?". Интересны наречия типа лап "очень", гзаф "много; очень" и т.д., которые могут сочетаться с другими наречиями. В сочетании с другими наречиями (как качественными, так и обстоятельственными), употребляются те же наречия, которые определяют прилагательные, указывая на большую или меньшую степень проявления данного признака: Чун ада лап хъсан кьабулна "Нас он принял очень доброжелательно". 4. Обстоятельство причины обозначают причину, повод действия или состояния, выраженного сказуемым, показывают внутреннюю или внешнюю причину, обусловленность явлений действительности. Обстоятельства причины в лезгинском языке выражаются различными средствами [см. Гаджиев 1953]. В этой функции, чаще всего употребляются наречия, образованные от основ указательных и вопросительных местоимений, типа гьахьиняй "поэтому", наречия на -ла, соотносимые с прилагательными (мекьила "из-за холода", кичIела "от страха", мичIила "из-за темноты", регъуьла "от стыда", хвешила "от радости"), а также наречия, являющиеся, по сути, обособившимися падежными формами некоторых абстрактных существительных, образованных посредством суффикса -вал, в исходном 1-ом падеже типа мекьивиляй "из-за холода", чимивиляй "из-за жары" и др.: Адавай регъуьла рахаз жезвачир "Он не мог говорить от стыда", Чимила кIвале акъваз жезвачир "В комнате невозможно было оставаться из-за жары", Аял мекьила зурзазвай "Ребенок дрожал от холода", УстIарди ракь гатада – хизандин дердинай (ф.) "От обиды на семью, мастер бьет железо". Помимо этих основных функций наречие может входить в состав сказуемого в качестве его основного смыслоразличительного компонента: Зи гафар лап рикIивай я "Я говорю вполне серьезно", А вахтара инсанрин алакъаяр масакIа тир "В те времена отношения между людьми были другими", Гила ви кефияр гьикI я? "А как ты теперь себя чувствуешь?" и т.д. Наречие, правда, редко, может использоваться и в качестве подлежащего: Я ужуз чидач, я – масан (С.С.) "Никогда не уступит, не пожалеет" (букв.: не знает ни дешевого, ни жалости). Интересно отметить еще одну особенность некоторых наречий: участие в сложноподчиненных предложениях в качестве связующего компонента придаточной части с главным. Так, например, в некоторых придаточных уступительных используются относительные наречия типа гьикьван? "сколько", шумудра? "сколько раз", гьикI? "как" и др., которые усиливают уступительное значение придаточного предложения, придают ему обобщенный характер и прочнее связывают придаточное с главным. Например: Гьикьван ягъайтIани куьне юкI, Къведач инал я кIан, я кIукI (С.С.) "Сколько бы вы ни мерили аршином, тут не будет ни начала ни конца" (т.е. ничего хорошего не будет). Такие конструкции очень популярны в лезгинской разговорной речи. Таким образом, наречие в предложении выполняет многообразные синтаксические, экспрессивно-эмоциональные функции, чем и объясняется активное его употребление. Наречия, таким образом, отличаются большим разнообразием синтаксических связей в предложении, обычно примыкая к глаголам, прилагательным (прилагательным в функции предикативного члена составного именного сказуемого), наречиям, словам категории состояния, числительным, реже – с существительными (обычно выступающими в качестве предикативного члена в составном именном сказуемом). Различные типы наречий по-разному проявляют сочетательные возможности. Список использованной литературы Алексеев М.Е., Шейхов Э.М. Лезгинский язык. М.: Академия, 1997. 136 с. Абдулмуталибов Н.Ш. Типы обстоятельств в лезгинском языке (на примере паремий пословичного типа) // Языкознание в Дагестане. Лингвистический ежегодник, № 8. Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2005. С. 5-17. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М., 1986. Гаджиев М.М. Синтаксис лезгинского языка. Ч. I. Простое предложение. Под. ред. Л.И. Жиркова. Махачкала, Дагучпедгиз, 1954. 196 с. Гаджиев М.М. Синтаксис лезгинского языка. Ч. II. Сложное предложение. Отв. ред. У.А. Мейланова. Махачкала, 1963. 204 с. Гайдаров Р.И. Морфология лезгинского языка. Учебное пособие. Махачкала: Изд-во ДГУ, 1987. 164 с. Гайдаров Р.И. Наречие в лезгинском языке (опыт описания системы одной части речи). Махачкала: ИПЦ ДГУ, 1999. 83 с. Галкина-Федорук Е.М., Горшкова К.В. и Шанский Н.М. Современный русский язык, Синтаксис, М., 1958. Гюльмагомедов А.Г. Основы фразеологии лезгинского языка. Махачкала. 1978. 128 с. Жирков Л.И. Грамматика лезгинского языка. Под ред. М.М. Гаджиева. Махачкала, Даггосиздат, 1941. 132 с. Кибрик А.Е. Константы и переменные языки [A.E. Kibrik. Constants and variables of language]. СПб: Алетейн, 2003. 720 с. Мейланова У.А. Морфологическая и синтаксическая характеристика падежей лезгинского языка. Под. ред. Г.Б. Муркелинского. Махачкала, 1960. 182 с. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е издание. М., 1956. Русская грамматика. Т. I. М., 1980. Шейхов Э.М. Сопоставительная грамматика лезгинского и русского языков. Морфология. Синтаксис / Отв. ред. М.Е. Алексеев. М.: Academia, 2004. 264 с. (Монографические исследования: лингвистика). Джалалова А.Р. Ежегодный сборник научных трудов лингвистов. – Махачкала, 2010.
| ||||||||
| ||||||||
1559
1
| |||||||
|
