Вход | Регистрация
Главная » Статьи » История
Народы и языки Кавказской Албании (продолжение)

О языковом континууме как альтернативе койне. Язык письменности и «язык базара».

Продолжение | Начало читайте >>> здесь >>>

К вопросу об общенародном «языке базара»

Небольшую зацепку о роли основного из лакзанских языков в Кавказской Албании дают арабские авторы X в. Абу Исхак ал-Истахри в своей книге «ал-Масалик ва-л-мамалик», написанной в 930 г., так описывает крупней­ший рынок Барда’а:

و على باب بردعة بسمّى باب الكراد سوق يسمّى الكركيّ مقدار فرسخ في فرسخ يجتمع فيه الناس كلّ يوم احد وينتابه الناس من كلّ مكان حتى من العراق وهو الكبر من سوق كولسره وقد غلب على هذا اليوم لدوامه اسم الكركيّ حتّى ان كثيرا منهم إذا ايّام الجمعة قال السبت وكركيّ والثلثاء حتّى يعدّ ايّام الجمعة[73]

Перевод: «Около ворот Барза’а, называемых “Вратами курдов”, нахо­дится рынок, который называется “ал-Куркийу”, он занимает фарсах в квадрате. На него каждый день собирается народ, и стекаются сюда люди из всевозможных стран вплоть до Ирака. И он больше рынка “Кул-сара”. Название рынка “ал-Куркийу” заменило собой название этого дня [недели] по причине того, что рынок постоянно открывался в этот день, так что часто жители, считая дни недели, говорят: “суббота, ал-куркийу, понедельник, вторник” (ас-сабату, ал-куркийу, ал-иснайну, ас-саласату), пока не досчи­тают все дни [недели]».

Де Гуе, издавший текст ал-Истахри, поясняет, что другая рукопись этого сочинения, обозначенная им как список D, а вслед за ним и Йакут ал-Хамави вместо Кул-сара дают вариант Кур-сара. Кроме того, в списке D этот топоним приводится и в форме Ку-сара. Рынок в Барда’а, возможно, сопоставляется с рынком в другом городе, известном в арабских источниках как Кусайр (совр. Кусары) [74]. Ибн Хаукал называет этот рынок Кур-сара [75].

Восторгаясь обилием шелков и одежды на крытых рынках Албании/ Аррана, Ибн Хаукал также сообщает, что по воскресеньям «жители этой области и других округов» съезжались на большой рынок, называемый ал- Куркийу, поэтому они так называли воскресный день: «…суббота, ал-Кур-кийу, понедельник» [76].

Арабское по форме название الكركيّ ал-куркийу — неарабского проис­хождения. Основываясь, видимо, на диакритических знаках и огласовках в доступных ему рукописях сочинений ал-Истахри, Ибн Хаукала и ал-Мукад-даси, де Гуе предложил чтение ал-Куркийу. Как показывает опыт изучения средневековых арабских рукописей, в случае с неизвестными позднейшему переписчику топонимами огласовки ставятся произвольно, если только эти огласовки не содержатся в автографе сочинения. В первой части слова ал-Куркийу ясно проглядывается греч. Кираки — «господний день».

Что касается второй части названия ал-Куркийу, тут не все так просто. Если это стандартная форма именительного падежа единственного числа имени с определенным артиклем, которая без артикля дает форму куркийун, то это одна ситуация. Если же за этой специально выделенной огла­совкой стоит отдельное слово, то ситуация совсем иная. В этом случае во второй части слова может читаться лезг. югъ — «день», а не удинский гъи, хотя в Барда’а говорили на языке, близком удинскому, а не лезгинскому (ср.: удин, са гъи / лезг. са югъ «один день»; кавказ.-алб. sa gi «один день»). Полная форма этого названия, которая реконструируется как лезг. Кираки югъ, находит прямые аналогии с арм. Кираки ор — «воскресный день». Понятно, что привязка воскресенья к базару повсеместна: и сегодня лезгины в повсе­дневном обиходе называют воскресенье базар югъ (на литературном — базардин югъ).

Резюмируя сказанное, отметим, что арабские авторы X в. сравнивают рынок Барда’а с рынком Курсара/Кусара, подчеркивая, что это два самых больших рынка на Восточном Кавказе. Доподлинно неизвестно, где именно находился рынок Курсара/Кусара — в крупном населенном пункте в Северо-Восточном Азербайджане, который впоследствии упоминается в арабских источниках как Кусайр (совр. Кусары), или в Дербенте, где действительно был один из самых крупных рынков этой части региона, или же еще где-нибудь на Восточном Кавказе. В любом случае один из двух самых крупных рынков находился в зоне расселения лакзов, а другой — арранов.

Не совсем ясно, однако, почему рынок, расположенный так далеко от Лакза (Лакзана), в южной части исторического Аррана, имеет лакзанскую, а не арранскую форму названия. Является ли этот факт достаточным основанием для вывода о том, что лакзанский язык мог иметь некоторое хождение в Арране, как арранский имел среди лакзов? Конечно, кажется странным, что на рынке в Барда’а говорили на лакзанском, в то время как вся округа говорила на арранском и армянском, а иноземные купцы — на арабском и персидском. С другой стороны, где еще лакзы могли сосредото­читься в городе Барда’а, как не на базаре?

В условиях разделения труда и повсеместного усиления торговых и ремесленных гильдий именно трансграничная торговля становилась основ­ной формой экономического взаимодействия и регионального развития. Рассказы арабских авторов о рынке в Барда’а, так же как и базаре в Баб ал- абвабе (Дербенте), сопровождаются упоминаниями торговых рядов (ас-суфуф) и торговой специализации. Ясно, что шелка и многие другие товары отсюда отправлялись дальше на север. Поэтому лакзов на рынке в Барда’а не так уж и трудно себе представить: было бы странно, если бы их там не было. Таким образом, если ответ утвердительный, то основной из лакзанских язы­ков, вероятнее всего, тот язык, из которого вышел современный лезгинский, вполне мог играть роль «языка базара» и использоваться для повседневного общения в определенных сферах социальной коммуникации.

В. Шульце и Й. Гипперт приводят сравнительный анализ 100 слов из списка базисной лексики (т. наз. списка Сводеша) лезгинских языков [77]. Приведенная лексика, к сожалению, не учитывает диалектные вариации внутри лезгинской группы, для того чтобы прояснить звенья диалект­ных цепей на территории расселения албанских племен. Так, например, утверждается, что местоимение «я» на пралезгинском звучало как зве(н) / zwe(n), кавказско-албанском — зоу / zow, на удинском звучит как зу / zu; на восточносамурских языках: на собственно лезгинском — зун / zun, агуль­ском — зун / zun, табасаранском — изу / izu, узу / uzu; на западносамурских языках: рутульском зы / ze, цахурском зы / ze; на южносамурских языках: крызском — зен / zen, будухском — зен / zen; на арчинском языке — зон / zon. На хиналугском языке, принадлежность которого к лезгинским языкам в настоящее время оспаривается, это местоимение звучит так же, как в запад­носамурских — зы / ze [78].

Более глубокий фонетический анализ указанного местоимения обна­руживает, что обобщенная картина диалектных форм не вполне соответс­твует реальной ситуации. Например, только в собственно лезгинском языке на уровне диалектов фиксируются локальные варианты, совпадающие с вариантами пралезгинского и группы арранских языков, например: звон / zwon в ахтынском диалекте, зу / zu — в яркинском диалекте. Даже внутри небольшого рутульского языка наблюдается диалектное разнообразие: в ихрекском диалекте — зы / ze, шиназском — редуцированный з / z, хновском — зе / ze.

В научной литературе приводятся и другие критические замечания, в частности, к использованному В. Шульце и Й. Гиппертом методу «фоне­тического сходства» (phonetic resemblance). Так, Т. А. Майсак в своей рецензии на публикацию этих текстов отметил, что «сходными с удинским место­имением zu “я” признаются агульское и лезгинское zun и табасаранское uzu, но не слова других языков, звучащие как zэ, zэп, zon» [79]. По этой причине он назвал этот метод поверхностным и крайне сомнительным для уточне­ния генетической классификации: «Само понятие фонетического сходства никак не формализуется авторами, и в ряде случаев трактовка когнатов как “сходных” или “несходных” выглядит произвольной» [80].

Безусловно, на основании возможного значения одного слога строить надежные гипотезы нельзя, но в данном случае в пользу приведенных дан­ных имеется дополнительное подтверждение в виде важного источниковед­ческого аспекта, а именно большого этнокультурного значения двух самых крупных языков Кавказской Албании — кавказско-албанского и собственно лакзанского. За каждым из этих языков стоял отдельный субъект албанской конфедерации, своя политическая элита и институты, экономические инте­ресы, определенная социальная иерархия. Поэтому представляется вполне логичным, что письменность Кавказской Албании могла быть создана на основе наиболее распространенного языка арранской группы, восходящего к протоудинскому, а язык базара — сложиться на основе древнелезгинского, наиболее распространенного языка лакзанской группы.

Исторические аспекты темы

На рубеже XI—XII вв. в Захуре (Цахуре), столице Лакза, была построена Мадраса ан-Низамийа, в которой, как утверждает Йакут ал-Хамави, арабо­мусульманские книги переводились «на лакзанский язык» [81]. Переводы имели утилитарную цель расширить географию распространения ислама среди лакзов, обеспечить проникновение исламских идей в горные районы Северо-Восточного Кавказа. Соответственно, переводная литература должна была использовать известный всем алфавит — иначе переводы не имели бы смысла.

В свете информации о создании письменных памятников на лакзанском языке известное сообщение Мовсеса Хоренаци о гаргарском говоре, на основе которого была создана письменность Кавказской Албании, приобретает новые смыслы: 1) Хоренаци мог отождествить письменный язык с языком базара, что в свете открытых и дешифрованных синайских рукописей исключается; 2) гаргары — это общее наименование, точнее — собирательное самоназвание всех албанских племен; 3) албанский алфа­вит мог использоваться и для передачи лакзанских языков; 4) гаргарский язык как раз и был тем диалектом арранской языковой ветви, который лег в основу письменности; 5) арабская графика могла быть приспособлена к лакзанскому языку, подобно тому как в Позднее Средневековье и Новое время создавались тексты на дагестанских языках, написанные арабским письмом (аджам).

На стороне предпоследнего предположения — информация Хоренаци о народе гаргар, который он упоминает отдельно наряду с албанами, утиями и др. К этому предположению склоняется М.С. Гаджиев, который со ссылкой на Мовсеса Хоренаци и на основе связи языка синайских палимп­сестов с удинским предполагает близкое родство албан, гаргар, утиев, цавдеев и гардманцев, происходящих от одного этнарха. Это подразумевает и их близкое языковое родство. По его мнению, когда в начале V в. возникла потребность выбора литературного языка при создании албанской пись­менности, был выбран гаргарский диалект, подобно тому, как в начале XX в. в процессе создания новой письменности в основу литературного лезгинс­кого языка лег гюнейский диалект, аварского — хунзахский, даргинского — акушинский диалект [82].

Страбон определенно локализует «гаргарейцев» на территории Дагестана. Со ссылкой на «других писателей, тоже прекрасно знакомых с этими местами (среди них Метродор Скепсийский и Гипсикрат)», он пишет, что гаргарейцы живут в соседстве с амазонками «в северных пред­горьях тех частей Кавказских гор, которые называются Керавнийскими» (Strabo. Geogr. XI, 5, 1), т.е. там, где Феофан, побывавший в Албании, раз­мещал леков и гелов. При этом сами албаны жили «между иберами и Каспийским морем; на востоке их страна прилегает к морю, а на западе граничит с иберами. Что касается остальных сторон, то северная окру­жена Кавказскими горами <…>, а последнюю сторону образует Армения, граничащая с ней» (Strabo. Geogr. XI, 4, 1).

Армянские источники, которые гораздо лучше были знакомы с этни­ческой картой Восточного Кавказа, нежели греческие авторы, помещали гаргаров в бассейне реки Куры, т.е. в сердцевине Кавказской Албании. Более того, они упоминали на данной территории Гаргарское княжество, Гаргарскую равнину, непосредственно связанные с древним этнонимом [83], который отложился и в гидрониме Гаргар. Если это так, то гаргарский диа­лект был срединным для арранских языков — а это очень важное обстоятельство в свете концепта языкового континуума. Не исключено, что выбор гаргарского в качестве языка письменности был обусловлен тем, что албанс­кий священник и «даровитый переводчик» Бениамин, с помощью которого «и милостью Христа» Месроп Маштоц «успешно взвесил, расставил и уточ­нил» албанскую письменность [84], мог быть носителем гаргарского диалекта арранского языка (по Корюну, «родом албанин»).

Кавказская Албания не была унитарным государством, она изначально являлась конфедерацией этнополитических структур родственных племен. Как и в любой другой конфедерации, наиболее крупные племена станови­лись ядром межплеменной консолидации в своем географическом ареале: леки — на северо-восточных отрогах южной части Большого Кавказского хребта, албаны — на границе с ними, но южнее и западнее. Именно албаны, в силу их численного (и военного?) превосходства и большей племенной/языковой однородности, стали ведущими в процессах консолидации родс­твенных племен и образования государства. Некоторые исследователи считают, что изначально албанами называлось только одно из 26 племен, которое инициировало объединение племен в союз, и по этой причине имя «албаны» стало распространяться и на другие родственные племена [85]. Это довольно распространенное явление. В некоторые периоды истории внутри албанской конфедерации сохранялась и политическая обособлен­ность албанов и леков, некогда отдельных союзов племен. Кроме того, поня­тие Албанского государства в раннесредневековый период включало в себя те области, на которые распространялась юрисдикция албанской церкви [86].

Приводя список нахвбедов (ср.: арм. нахапет — «первейший»), средне­персидская надпись из Пайкули сообщает о том, что в 293 г. в числе тех, кто прибыл на коронацию шаханшаха Нарсе, был и «государь», «князь» или «князек» (xwaday) Лака [87]. Тот факт, что сасанидский текст отдельно упоминает правителя леков, явно свидетельствует о том, что во второй половине III в. албаны и леки сохраняли определенную степень самостоятельности в своих действиях, в том числе и во внешней политике.

Описывая один из эпизодов войны между Ираном и Византией во вто­рой половине IV в., Мовсес Хоренаци не только рассказывает об участии леков и албан в одном из важных сражений, но и отдельно упоминает их царей, выступивших вместе на стороне Ирана в качестве союзников про­тив объединенного войска армян и ромеев: «Но лишь обе стороны (персы и греки. — А. А.) столкнулись, сверху их осенило облако, и навстречу пер­сам с нашей стороны подул сильный ветер. В сумятице битвы Спандарат Камсаракан натолкнулся на большой отряд, в котором находился храб­рый Шергир, царь леков (здесь и далее выделено нами. — А. А.), твердо державшийся во главе центра боевого строя. Напав на отряд, Спандарат рассек его, опрокинул и обратил в бегство и поверг храбреца на землю, словно пораженного молнией. Так все греческие и армянские войска, получив поддержку свыше, покрыли все поле трупами неприятелей и, обратив всех оставшихся в бегство, пустились в преследование. Вместе с ними вытеснили с поля битвы и Урнайра, царя Алвании, израненного Мушелом, сыном Васака Мамиконеана» [88]. Эту историю повторяет и Мовсес Каланкатуаци [89]. Иными словами, будучи в составе конфедеративного госу­дарства, леки, которых в раннем Средневековье стали называть лакзами, выступали одновременно и вместе с албанами, и под началом своего собс­твенного правителя. Вопрос о степени самостоятельности различных час­тей конфедерации от центральной власти, как и вопрос о степени влияния на верховную власть в Кавказской Албании со стороны третьих сил, прежде всего Сасанидов, требует дальнейших исследований [90].

В начале VI в. после ликвидации царской власти в Кавказской Албании, а затем во время администравно-территориальных реформ Хосрова I Ануширвана (531-579), как хорошо известно, были переутверждены права местных династов — правителей этнополитических образований, ранее входивших, очевидно, в состав Албанской конфедерации. Об этом сооб­щает ряд арабских авторов IX-X вв. По существу, это была легимитизация сасанидского сюзеренитета на Восточном Кавказе, а также повышение ста­туса местных владетелей, которые сами становились шахами, с условием признания верховной власти «царя царей» — шаханшаха Хосрова I. Однако такое положение, как представляется, продлилось недолго — ровно до тех пор, пока Хосров II не позволил Михранидам восстановить центральную власть в Кавказской Албании.

Описывая обстоятельства прихода к власти династии Михранидов, Мовсес Каланкатуаци сообщает о том, что Хосров II (591-628) отдал Албанию своему родственнику Михрану со словами: «Бери себе во владе­ние столько, сколько сумеют пройти ноги твои» [91]. Для того чтобы добиться своей цели и захватить власть в Албании, Михран «с коварной целью при­звал к себе двенадцать мужей из [местной] знати, истребил всех мечом и завладел страной» [92]. Если текст говорит о местных правителях, новоявлен­ных «шахах» [93], то можно предположить, что на территории Кавказской Албании во второй половине VI в. после упразднения власти Аршакидов существовало 12 отдельных политических образований, которые нужно было подчинить центральной власти.

После ликвидации Кавказской Албании около 705 г. и ее включе­ния в состав Арабского халифата на этих землях источники фиксируют чуть больше десятка отдельных владений. Из них старое среднеперсид­ское название государства сохранили собственно Арран и армянский Арран (Hay-Aghuank’), а также часть Аррана, оказавшаяся под влиянием Грузии — груз. Эрети (Шакки арабских источников), которая, по мнению М.С. Гаджиева, соответствует области Лпинк’ армянских источников [94]. Бывшая столица Албании Кабала вместе с округой стала самостоятель­ным владением. Наиболее крупным политическим образованием на этой территории стал Ширван, возникший в зоне наиболее активного взаимо­действия арранов и лакзов.

Арабы отличали не только арранское население от лакзанского, но и выделяли, как уже отмечалось, два Аррана (ар-Ранайн) — очевидно, собс­твенно Арран и Хай Агванк’ (Hay-Aghuank’). Информацию о составе албан­ских племенных групп Хай Агванк’а в древности дает Мовсес Хоренаци, разумеется, в дискурсе истории Армении: «Говорят, из его (Арана) наследников происходило население утийцев, и княжества Гардманцев, Цавдейцев и Гугарцев» [95]. Все эти области располагались на правобережье Куры, на территории Арцаха, кроме Гугарк’а (греч. Гогарена), лежавшего к западу от Ути [96]. Не вдаваясь в сложную, остродискуссионную и полити­зированную проблему этнического состава Арцаха средневековой поры, хочу обратить внимание на то, что мы не можем игнорировать это свиде­тельство Хоренаци, относящееся к древности, к начальному периоду кон­солидации албанских племен и, очевидно, отражающее этнокультурное единство перечисленных племен.

Территория северо-восточных областей Албании, а именно — извес­тных по арабским и иным источникам раннесредневековых областей Хирсан, Лайзан/Лиран, Маскат, Вардан, Лакз, Табарсаран и Чор (Дербенд, араб. Баб ал-абваб), была заселена разноплеменными лакзами в широком понимании этнонима, т.е. носителями лакзанских языков. Из них Лайзан/Лиран, Вардан и Хирсан со временем становятся частью Ширвана. По мне­нию В.Ф. Минорского, Хирсан «был частью территории лакзов, уже вклю­ченной в Ширван». На основе изучения рукописей он так пишет о Хирсане и Вардане: «Мы видели, что территория лакзов постепенно уменьшалась, пока не была поглощена Ширваном при амире Фарибурзе. Уже в более ран­ний период Мас’уди в своем Мурудж <.„> говорит, что Мухаммад б. Йазид <…> присоединил два древних княжества, которые в печатном издании ошибочно именуются Хорасан-шах и Задан-шах. Эти названия надо восста­новить как Хурсан и Вардан. В том, что Мас’уди упоминает их вместе, можно видеть указание на то, что они лежали близко друг от друга. Нет сомнения и в том, что эти “царства” относились к территории лакзов» [97]. Сколько еще владений лакзов вошло в состав Ширвана, пока неизвестно.

Арабо-мусульманские авторы стали применять собирательное имя «лакзы» для обозначения народов на территории современных Северного Азербайджана и Южного Дагестана, говоривших на лакзанских языках, но уже имевших своих царей и политические образования. Так, например, Маскат (область Мюшкюр в Северном Азербайджане) в то время представ­лял собой отдельное от Лакза территориальное владение со своим правите­лем (малик), но его жителей «Та’рих ал-Баб» Маммуса ал-Лакзи, жившего в XI в., называет лакзами. То же относится и к другим княжествам, таким как Хирсан и Вардан, жители которых, по мнению В.Ф. Минорского, также были лакзами [98]. Одно время хирсан-шах был титулом правителя Лакза. При этом «в списке назначений Ануширвана» ал-Балазури упоминает Лакз, Хирсан и Маскат/Маскут отдельно друг от друга [99]. Таким образом, определение лакзы в арабских источниках определенно выступает в качестве этнонима, а не политонима.

Вследствие своего географического положения и ряда других факторов «царства», населенные арранами (носителями арранских языков), подвер­глись большей ассимиляции, чем владения лакзов, представлявшие гео­графически более обособленные этнополитические образования со своим особым языком и культурой. Поэтому лакзы в большей степени продол­жали сохранять свою самобытность, несмотря на усилившиеся в X-XI вв. процессы исламизации, в то время как арранское население «размывалось» не только в городах, но и в сельской местности вследствие процессов арменизации, тюркизации и других факторов.

По сообщениям источников, еще в конце XIII в. в армянском Арране (Hay-Aghuank’), включавшем в себя и город Барда’а с округой, наряду с армянским письмом местное население продолжало пользоваться албан­ским письмом. Так, армянский историк Гетум, описывая Армянское царс­тво, пишет, что у армян было два алфавита: «имеют письмена армянские, а также те, что называли алуэм (т.е. алуан/агван)» [100]. Таким образом, арменизированные албаны воспринимались средневековым историком в качестве армян, поскольку жили они среди преобладавшего к этому времени армян­ского населения. Было бы абсурдно отрицать принадлежность албанского письма албанам и считать, что албанским письмом пользовались армяне, в то время как армянское письмо было в этот период гораздо более распространенным. Скорее наоборот — как раз арменизировавшиеся албаны должны были писать на армянском языке: насколько можно судить по эпиграфическим памятникам и нарративным источникам того времени, культурная среда в Хай-Агванк’е была как раз преимущественно армяно­язычной. Например, в X в. Мовсес Каланкатуаци писал историю албан, но писал он ее, согласно господствующему в науке мнению, именно на армян­ском языке; по мнению К.В. Тревер, «автор, уроженец сел. Каланкатуйк в области Утик’, был по происхождению либо утийцем (албаном), писавшим на армянском языке, либо армянином, что весьма возможно», вследствие арменизации в этот период Арцаха и большей части Утик’а [101].

С точки зрения культуры Средневековья, принципиально важное зна­чение имело не то, на каком языке писал и мыслил автор, в данном слу­чае — Мовсес Каланкатуаци, а то, откуда он был родом. Эту информацию мы узнаем от самого автора, который, говоря об области Утик’, добав­ляет: «…откуда происхожу и я» [102]. Как известно, идентичность, в том числе этническая, не всегда связана только со знанием родного языка, она всегда гораздо шире и сложнее, как мы это видим на примере современных этни­ческих процессов. Тем более что многие исследователи считают «Историю Албании» компилятивным сочинением, с хронологически различными (VI-X вв.) фрагментами текстов, написанными в разное время двумя Мовсесами — Дасхураци и Каланкатуаци, так что авторство этого ценного исторического источника приписывается двум разным людям [103]. Что каса­ется Мовсеса Каланкатуаци, непосредственно имевшего дело с редакти­рованием и дописыванием сочинения в X в., то Я. А. Манандян, издавший текст «Истории албан» по ранней эчмиадзинской рукописи 1289 г., называл его Моисеем Утийским (Moses den Utier) [104].

Судя по ряду признаков, Мовсес Каланкатуаци, очевидно, считал себя в большей степени утийцем и албанином: 1) когда невольно или намеренно противопоставлял албанскую церковную традицию армянской, подчерки­вая независимое, апостольское происхождение албанской церкви и называя ее «нашей, Восточного края, церковью» [105], хотя характеристика Хай-Агванк’а как Восточного края выдает в нем армянскую, а не албанскую точку зре­ния на географическую номенклатуру; 2) когда называл древних албанс­ких царей «нашими»: «Царь наш Урнайр просил у святого Григора, чтобы [впредь] его святым рукоположением был назначен епископ над его стра­ной», хотя и подчеркивал при этом свое расположение к Армении: «И по сей день, следуя установившемуся порядку, они, Армения и Алуанк, пребывают в единодушном братстве и нерушимом союзе» [106]. Конечно, здесь необходимо иметь в виду явную политическую подоплеку текста, однако в контексте последующих событий церковной истории албан гораздо важнее сам факт сохранения албанской идентичности, отличной от армянской. К примеру, в XIV в. Гандзасар стал резиденцией албанского католикосата, а сам храм был построен в 1216-1238 гг. и освящен в 1240 г. как церковь Гасан-Джалалянов. Албанская идентичность существенной части арменизированного населе­ния правобережной Албании, как можно судить по данным источникам, сохранялась на протяжении всего Средневековья вплоть до Нового времени.

Заключение

Утверждение власти Сельджукидов на Восточном Кавказе сопровождалось мощной идеологической обработкой местного населения. В отличие от Армении и Грузии, на территории бывшего албанского государства отсутс­твовала централизованная власть, существовали немалочисленные феодаль­ные владения, что способствовало, как представляется, активному освоению этой территории тюрками-огузами. Многие династии местных правителей были пресечены, власть в столицах, в том числе в Джанзе (совр. Гянджа) и Баб ал-абвабе (совр. Дербент), оказалась в руках родственников или ставленников Сельджукидов, которые продолжили и активную политику исламизации. При этом Сельджукиды не ограничились строительством мадрасы ан-Низамийа — учебного заведения университетского типа — только в Захуре, сто­лице Лакза. Практически в то же самое время, в конце XI в., еще одна Мадраса ан-Низамийа была построена в Джанзе, столице Аррана — в новом мусуль­манском квартале города с крепостью (резиденцией арабского наместника Мухаммада б. Халида) и мечетью [107]. Учебные заведения такого типа в столи­цах Аррана и Лакза были единственными на Кавказе, сведений о других ан-Низамийа в этом регионе в источниках пока не известны.

Выбор административных центров Аррана и Лакза для строительс­тва учебных заведений ан-Низамийа подтверджает тезис о существовании двух крупных этнополитических и этнокультурных центров на Восточном Кавказе, который стал важным стратегическим плацдармом не только для Сасанидского Ирана и Арабского халифата, но и Сельджукской империи [108]. Говоря о причинах выбора Джанзы для строительства крупнейшей в округе соборной мечети и мадрасы ан-Низамийа, Абу Тахир ас-Силафи связывал это с фактом посещения Аррана великим сельджукским султаном, веро­ятно, Малик-шахом [109]. Религиозно-политическое и этнокультурное освоение этой территории укрепляло господствующее положение завоевателей, поз­воляло им управлять большей частью Кавказа.

На протяжении всей истории Кавказской Албании фактор языкового континуума продолжал играть важную роль. Вместе с тем основные языки албанской конфедерации — «литературный» (точнее, литургический) письменный, который приходилось изучать специально в образователь­ных целях, и обиходный «язык базара», который должен был сложиться в процессе интенсивных торговых отношений внутри этой конфедерации, перекрывали потребность местных народов в общенародном языке койне. И каждый из этих двух основных языков был, по всей видимости, централь­ным для своего ареала, своей группы близкородственных языков, понимае­мым по всему периметру окружавших их диалектов.

В большей степени прояснить картину языковых взаимодействий на Восточном Кавказе могли бы исторические карты языков и диалектов. В связи с объективной недостаточностью источниковедческой базы, а также очевидными успехами языковедов в этой области, среди историков сущес­твенно возросла потребность в данных сравнительно-исторической лин­гвистики. Считая, что гипотеза о восточнолезгинской принадлежности удинского языка нуждается в более серьезном обосновании, Т.А. Майсак предложил не ограничиться сравнением только лишь кавказско-албанского / удинского языка с прочими лезгинскими, а предпринять «попар­ное сравнение всех языков группы со всеми — не исключено, что в таком случае классификация приняла бы существенно иной вид (другим в таком случае могло оказаться и положение праудинского языка на генетическом древе)» [110]. В случае, если гипотеза В. Шульце, над которой ученый планирует продолжить работу в рамках специального исследования, изменит сущес­твующую классификацию лезгинских языков, предложенная нами схема о взаимодействии двух основных языков Кавказской Албании получит допол­нительную аргументацию. Оставляя этот вопрос открытым, отметим, что с учетом дальнейших исследований албанских палимпсестов сложившиеся на сегодня представления о взаимодействии различных групп родственных языков и, соответственно, народов Кавказской Албании могут быть уточ­нены и скорректированы.

А.К. Аликберов,
руководитель Центра изучения Центральной Азии,
Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН,
кандидат исторических наук

[1] Акопян А.А., Мурадян М.М., Юзбашян К.Н. К изучению истории Кавказской Албании (по пово­ду книги Ф. Мамедовой «Политическая история и историческая география Кавказской Албании (III в. до н. э. — VIII в. н. э.)»). С. 323.

[2] Мамедова Ф. Кавказская Албания и албаны. С. 627.

[3] Там же. С. 3.

[4] Гумилев Л.Н. О термине «этнос»: Доклад на заседании Отделения этнографии 17 февраля 1966 г. // Доклады Географического общества СССР. Вып. 3.1967. С. 3-5.

[5] Подробнее об этом см., напр.: Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 2009; Геллнер Э. На­ции и национализм. М., 1991; Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. М., 2003. См. также: Eriksen Th.H. Ethnicity and Nationalism: Anthropological Per­spectives. L., 1993; Anderson B. Imagined Communities. L., 1983; Smith A.D. The Ethnic Origins of Na­tions. Blackwell, 1987; James P. Nation Formation: Towards a Theory of Abstract Community. L., 1996;

Hastings A. The Construction of Nationhood: Ethnicity, Religion and Nationalism. Cambridge, 1997; Smith A.D. Myths and memories of the Nation. Oxf., 1999; Gat A. Nations: The Long History and Deep Roots of Political Ethnicity and Nationalism, Cambridge, 2013.

[6] Гумилев A.H. О термине «этнос». С. 3.

[7] Ср.: «Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой, // И назовёт меня всяк сущий в ней язык» (А.С. Пушкин).

[8] См. об этом: Seidner S.S. Ethnicity, Language, and Power from a Psycholinguistic Perspective. Brux­elles, 1982.

[9] История Древнего мира. / Под ред. И.М. Дьяконова, В.Д Нероновой, И.С. Свенцицкой. Т. 3. Упадок древних обществ. 2-е изд. М., 1983. С. 213.

[10] The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. Ed. by J. Gippert, W. Schulze, Z. Alexidze, J.-P. Mahe. Brepols, 2008. P. 11-65.

[11] Корюн. Житие Маштоца / Пер. Ш.В. Смбатяна и К.А. Мелик-Огаджаняна. Ереван, 1962. С. 107.

[12] История халифов вардапета Гевонда, писателя VIII в. / Пер. К. Патканова. СПб., 1862. Гл. 14.

[13] The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. P. 11-65.

[14] Гаджиев М.С. Гемма-печать царя Албании Асвагена. С. 118; Он же. Атрибуция геммы-печати Ве­ликого католикоса Албании и Баласакана и вопрос очередности патриаршества владык Албанс­кой церкви. С. 474.

[15] Во всяком случае, в IV в. до н. э. албаны принимали участие в битве при Гавгамелах, выступая на стороне ахеменидского царя Дария против Александра Великого. См.: Арриан. Поход Александра, III, 8,11 / Пер. М.Е. Сергеенко. М.-Л., 1962.

[16] Гаджиев М.С. Государство и право Кавказской Албании // Обычай и закон в письменных памят­никах Дагестана V — начала XX в. Т. I. До присоединения к России / Сост. и отв. ред. В.О. Бобров­ников. М., 2009. С. 29; Р. Вейнхольд и Д. Тренде перечисляют военные и политические угрозы ал- банам со стороны северных кочевников, римлян, персов и византийцев, которые способствовали их сплочению (Weinhold R., Treide D. Die Volkerschaften des Kaukasus im Altertum nach verschiedenen antiken Autoren vom 6. Jahrhundert v. u. Zeitrechnung bis zum 2 Jahrh. n. u. Z. Ethnographisch-archaol- ogische Forschungen. B., 1953. Bd. 1. Цит. по: Тревер K.B. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. IV в. до н. э. — VII в. н. э. С. 40).

[17] См.: Шанидзе А.Г. Новооткрытый алфавит кавказских албанцев и его значение для науки // Из­вестия Института языка, истории и материальной культуры Грузинского ФАН СССР. Вып. 4. Тбилиси, 1938. С. 1-62; Dumezil G. Une chretiente disparue. Les Albanais du Caucase // Melanges asi- atiques. 1940-1941. P. 232; Гукасян В. К освещению некоторых вопросов истории Азербайджана в монографии «Азербайджан в VII-IX вв.» // Известия АН АзССР. № 4. Сер.: Ист., филос. и права. Баку, 1968. С. 117; Мамедова Ф. Кавказская Албания и албаны. С. 615; и др.

[18] Предлагаемая версия перевода древнегреческого текста учитывает авторитетный перевод Стра­бона на английский язык: «Their kings differ from one another; at present one king governs all the tribes. Formerly each tribe was governed by a king, who spoke the peculiar language of each. They speak six and twenty languages from the want of mutual intercourse and communication with one another». Цит. no: The Geography of Strabo. Literally Translated, with Notes, in Three Volumes (ed. H.C. Hamilton, Esq., W. Falconer, M.A.). L., 1903. Этот перевод использован также и издателями албанских палимпсестов, см.: The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. P. 11-65. В пе­реводе Г.А. Стратановского; под общей редакцией проф. С.Л. Утченко (Страбон. География. М., 1964) начало сообщения звучит иначе: «Их цари также замечательны. Теперь, правда, у них один царь управляет всеми племенами, тогда как прежде каждое разноязычное племя управлялось собственным царем. Языков у них 26, так что они нелегко вступают в сношения друг с другом».

[19] В языкознании наречие и диалект имеют разные определения, наречие — более широкое явле­ние, охватывает совокупность диалектов.

Viae Regnorum. Descriptio Ditionis Moslemicae. Auctore Abu Ishak al-Farisi al-Istakhri. Edidit M.J. de Goeje. Editio secunda. Lugduni Batavorum. Apud E.J. Brill, 1927. P. 185.

[20] См.: Ямпольский З.И. Две заметки к трактовке Страбонова текста об азербайджанской Албании // Известия Азербайджанского ФАН СССР. 1942. № 7. С. 74.

[21] Viae Regnorum. Descriptio Ditionis Moslemicae. Auctore Abu Ishak al-Farisi al-Istakhri. Edidit M.J. de Goeje. Editio secunda. Lugduni Batavorum. Apud E.J. Brill, 1927. P. 185.

[22] Геоморфологическая ситуация Кавказской Албании обусловила активность хозяйстенно-эконо- мической системы «равнины-горы» в условиях развития торговли и торговых связей, отгонного животноводства, хозяйственной специализации горных и равнинных районов (Гаджиев М.С. Древ­ний город Дагестана. С. 198-199, 202-203; см. также: Он же. Между Европой и Азией. Из истории торговых связей Дагестана в албано-сарматский период. Махачкала, 1997).

[23] Археологи датируют первые крупные поселения на этой территории в пределах IV—II вв. до н. э. (см.: Бабаев И.А. Города Кавказской Албании в IV в. до н. э. — III в. н. э. Баку, 1990; Османов Ф. История и культура Кавказской Албании IV до н. э. — III в. н. э. (на основании археологических материалов). Баку, 2006). При этом наибольшее число поселений зафиксировано на территории, которая позже стала называться Ширваном (см.: Османов Ф. История и культура Кавказской Ал­бании IV в. до н. э. — III в. н. э. С. 19). Самые ранние из сохранившихся письменных свидетельств ° городах Албании относятся к рубежу эр (Plin. Nat. hist. VI, 10, 29; Ptol. Geogr., V, 11, 2-6; Strabo. Geogr. XI, 7,1).

[24] The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. P. 11-65.

[25] Ibid.

[26] Ibid.

[27] Ibid. P. 11-74.

[28] Некоторые исследователи прямо сопоставляют староудинский с кавказско-албанским языком. См.: Климов Г. А. Агванский язык // Языки мира: Кавказские языки. М., 1999. С. 459.

[29] The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. P. 11-65.

[30] См.: Майсак Т.А. К публикации кавказско-албанских палимпсестов из синайского монастыря. Т. 6. С. 103.

[31] Viae Regnorum. Descriptio Ditionis Moslemicae. Auctore Abu Ishak al-Farisi al-Istakhri. P. 192.

[32] Descriptio Imperii Moslemici, auctore Shams ad-din Abu Abdallah Ibn Ahmed Ibn abi Bekr al-Banna al-Basshari al-Moqaddasi. Edidit M.J. de Goeje. Editio secunda. Lugduni Batavorum, apud E.J. Brill. 1906. P. 378.

[33] Opus geographicum auctore Ibn Haukal (Abu’l-Kasim ibn Haukal al-Nasibi)… «Liber imaginis terrae». Ed. collatio textu primae editionis aliisque fontibus adhibitis J. H. Kramers. Lugduni Batavorum, 1939. P. 355.

[34] Пигулевская H.B. Сирийские источники по истории народов СССР. М.-Л., 1941. С. 165.

[35] Zakarija Ben Muhammed el-Cazwini’s Kosmographie. Zweiter Theil. Kitab asar al-bilad. Die Denk- maler der Lander. Aus den Handschriften des Hn. Dr. Lee und den Bibliotheken zu Berlin, Gotha und Leydenhrsg. vonF. Wiistenfeld. Gottingen, 1847. S. 405; ‘A6Sap-Paiuud ал-Бакуви. Китабталхис ал-асар ва-‘аджа’иб ал-малик ал-каххар («Сокращение [книги о] «памятниках» и чудеса царя могучего») / Изд. текста, пер., предисл., примеч. и прил. З.М. Буниятова. М., 1971. Факсимиле арабского текста: Л. 70а.

[36] Marquart J. Eransahr nach der Geographie des Ps. Moses Xorenaci. B., 1891. S. 117; Еремян C.T. Поли­тическая история Албании III—VII вв. // Очерки истории СССР III—IX вв. М., 1958. С. 327. Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. IV в. до н. э. — VII в. н. э. С. 310; Минор- ский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. М., 1963. С. 29.

[37] См. дискуссию на эту тему: Ганаланян А.Т., Хачикян А.С., Тер-Гевондян А.Н. Об очередных «раз­мышлениях» З.М. Буниятова // К освещению проблем истории и культуры Кавказской Албании и восточных провинций Армении. Ереван, 1991. С. 330. Статья написана в ответ на публикацию: Бу- ниятов З.М. Размышления по поводу книги А.Р. Тер-Гевондян «Армения и Арабский халифат» // Известия АН Азерб. ССР. Сер.: История, философия и право. 1977. № 4. С. 115-116.

[38] Opus geographicum auctore Ibn Haukal. S. 255.

[39] Мовсэс Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. I. Гл. XXVIII.

[40] Там же. Кн. 2. Гл. XXXIV.

[41] Там же. Кн. I. Гл. IV

[42] Gippert /., Schulze W. Some Remarks on the Caucasian Albanian Palimpsests I I Iran and the Caucasus. 2007. № 11.

[43] О сасанидской титулатуре правителей Кавказа см.: Аликберов А.К. Эпоха классического ислама на Кавказе: Абу Бакр ад-Дарбанди и его суфийская энциклопедия «Райхан ал-хака’ик» (XI—XII вв.). М., 2003. С. 75-179.

[44] Yacut’s geographisches Worterbuch aus den Handschriften zu Berlin, St. Petersburg, Paris, London und Oxford. Hrsg. von F.Wustenfeld. I-IV. Lpz., 1866-1873. S. 405.

[45] Zakarija Ben Muhammed el-Cazwini’s Kosmographie. P. 405.

[46] Леонти Мровели. Жизнь картлийских царей. Извлечение сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и Дагестана / Пер. с древнегруз., предисл. и коммент. Г.В. Цулая. М., 1979. С. 21.

[47] Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.). Публ. О.Г. Большакова и А.Л. Монгайта. М., 1971. С. 26.

[48] Не совсем ясно, какой именно язык подразумевается над филанским. На определенном этапе правитель Сарира носит титул филан-шах, однако ал-Гарнати также упоминает наряду с филан­ским и сарирский язык. По коннотации местного исторического сочинения «Дарбанд-нама», согласно которому страна Филан называлась Тавйак — «Горная страна» (подробнее об этом см.: Аликберов А.К. Эпоха классического ислама на Кавказе: Абу Бакр ад-Дарбанди и его суфийская энциклопедия «Райхан ал-хака’ик» (XI—XII вв.). С. 134-141), филанский можно объяснять как язык горцев. Поскольку ал-Гарнати также упоминает лакзанский, гумикский и табаланский (табаса­ранский?) и поименно перечисляет именно даргинские диалекты, то под филанским может скры­ваться либо урахинский, либо акушинский языки/диалекты.

[49] Koryakov Yu.В. Atlas of Caucasian Languages, with Language Guide. М., 2002. (Linguarium Atlas of the Languages of the World. Institute of Linguistics Russian Academy of Sciences).

[50] Descriptio Imperii Moslemici, auctore Shams ad-din Abu Abdallah Ibn Ahmed Ibn abi Bekr al-Banna al-Basshari al-Moqaddasi. Edidit M.J. de Goeje. Editio secunda. Lugduni Batavorum, apud E.J. Brill.

P. 378.

[51] Караулов H.A. Сведения арабских писателей X и XI веков по Р.Х. о Кавказе, Армении и Адербей- джане // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. 1908. Вып. XXXVIII. С. 3-4.

[52] Выражаю свою искреннюю признательность лингвистам T.A. Майсаку, Ю.А. Ландеру и А.С. Ка­сьяну, любезно согласившимся просмотреть текст настоящей публикации и сделавшим ценные замечания.

[53] См.: http://starling.rinet.ru/newlOO/main.htm

[54] Касьян А.С. К формальной генеалогической классификации лезгинских языков (Северный Кав- каз) // Вопросы языкового родства. Международный научный журнал. 2014, № 11. Материалы международной конференции «Сравнительно-историческое языкознание в XXI веке: проблемы и перспективы» памяти С.А. Старостина (Москва, РГ1У, 20-22 марта 2013 г.). М., 2014. С. 63-80. Под­робнее см.: Kassian А (2015). Towards a Formal Genealogical Classification of the Lezgian Languages (North Caucasus): Testing Various Phylogenetic Methods on Lexical Data. PLoS ONE 10(2): e0116950. doi:10.1371/joumal.pone.0116950

[55]Schulze W. Towards a History of Udi //International Journal of Diachronic Linguistics. 2005. Vol. 1. P. 55-91; The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. P. 11-65-75.

[56]Касьян A.C. К формальной генеалогической классификации лезгинских языков (Северный Кав­каз) С. 76.

[57]Старостин С.А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном фонде // Древняя Ана­толия. М., 1985. С. 90.

[58] Дьяконов И. М., Старостин С. А. Хуррито-урартские и восточнокавказские языки // Древний Вос­ток: Этнокультурные связи. М., 1988. С. 164-165.

[59] Там же. С. 164-165.

[60] Koryakov Yu.В. Atlas of Caucasian Languages, with Language Guide.

Алексеев М.Е. Нахско-дагестанские языки // Языки мира: Кавказские языки. М., 1999. С. 156-157.

[62] Касьян А.С. К формальной генеалогической классификации лезгинских языков (Северный Кав­каз). С. 66.

[63] Schulze W. Towards a History of Udi // International Journal of Diachronic Linguistics. 2005. Vol. 1. P. 55-91.

[64] См., напр.: http://www.garshin.ru/linguistics/Ianguages/dene-caucasian/north-caucasian/east-caucasian/nakh-daghestani.html

[65] Касьян А.С. К формальной генеалогической классификации лезгинских языков (Северный Кавказ). С. 66.

[66] См.: http://www.garshin.ru/linguistics/languages/dene-caucasian/north-caucasian/east-caucasian//nakh-daghestani.html

[67] Касьян А.С. К формальной генеалогической классификации лезгинских языков (Северный Кавказ). С. 66.

[68] См.: Cruse D.A. Lexical Semantics. Cambridge, 1986. P. 71.

[69] The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. P. 11—78.

[70] Там же.

[71] Марр Н.Я. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа // Известия Императорской Академии наук. 1916. № 15. С. 1379-1408; Адонц Н. Армения в эпоху Юстиниана: Политическое состояние на основе нахарарскаго строя. С. 230; Орбели И.А. Избранные труды. Т. 1. М., 1968. С. 214; Еремян С.Т. Политическая история Албании III—VII вв. С. 304; Тревер К.В. Очерки по истории и культуре. IV в. до н. э. — VII в. н. э. С. 46 и др.

[72] См.: Ганалатян А.Т., Хачикян Л.С., Тер-Гевондян А.Н. Об очередных «размышлениях» З.М. Буния- това //К освещению проблем истории и культуры Кавказской Албании и восточных провинций Армении. Т. 1. Ереван, 1991. С. 337-339.

[73] Viae Regnorum. Descriptio Ditionis Moslemicae . Auctore Abu Ishak al-Farisi fl-Istakhri. P. 183-184.

[74] См.:Viae Regnorum. Descriptio Ditionis Moslemicae . Auctore Abu Ishak al-Farisi fl-Istakhri. P. 183 (note)

[75] 0pus geographicum auctore Ibn Haukal. P. 338.

[76] Там же. P. 338-339.

[77] The Caucasian Albanian Palimpsests of Mt. Sinai. Vol. I. P. 11-66-74.

[78] Там же. P. 11-66.

[79] Майсак Т.А. К публикации кавказско-албанских палимпсестов из синайского монастыря. С. 102.

[80] Там же.

[81] Zakarija Ben Muhammed el-Cazwini’s Kosmographie. P. 405. Информацию ал-Казвини подтверж­дает и ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви: ‘Абд ар-Рашид ал-Бакуви. Китаб талхис ал-асар ва-‘аджа’иб ал- малик ал-каххар. Л. 70а.

[82] Гаджиев М.С. Из истории создания кавказско-албанской письменности: некоторые спорные мо­менты // Вестник Института истории, археологии и этнографии. Махачкала, 2005, № 2. С. 49-58. См. также его статью «К интерпретации сведений о создании письменности Кавказской Алба­нии» в настоящем сборнике.

[83] См., напр.: Мовсэс Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. I. Гл. XXVIII.

[84] Корюн. Житие Маштоца. С. 105-106.

[85] См., напр.: Hewsen R.H. Ethno-History and the Armenian Influence upon the Caucasian Albanians // Samuelian Th.J. (ed.). Classical Armenian Culture: Influences and Creativity. Pennsylvania, 1982.

[86] Акопян A.A. Албания-Алуанк в греко-латинских и древнеармянских источниках. С. 141.

[87] Humbach Н., Skjaerve P.O. The Sassanian Inscription of Paikuli. Pt 3.1. Restored Text and Transl. by Prods O. Skjcervo. Wiesbaden, 1983. P. 73.

[88] История Армении Моисея Хоренского / Пер. с др.-арм. Н. Эмина. Кн. 3. СПб., 1893. Гл. 37.

[89] Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. I. Гл. 13.

[90] См. статью М.С. Гаджиева «Кавказская Албания и Дагестан: историко-географический и административно-политический аспекты» в настоящем сборнике.

[91] Мовсзс Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. 2. Гл. XVII.

[92] Там же.

[93] В переводе К. Патканьяна они названы «предводителями». См.: История Агван Моисея Каганкатваци, писателя X века / Пер. с арм., предисл. К. Патканьяна. СПб., 1861.

[94] Подробнее см.: Гаджиев М.С. Лпиния (исторические факты, локализация, этническая прина­длежность). С. 14-32.

[95] История Армении Моисея Хоренского. Кн. 2. Гл. 8.

[96] См.: Армянская география VII века по Р.Х. (приписывавшаяся Моисею Хоренскому) / Пер. с др.- арм. и коммент. К.П. Патканова. СПб., 1877.

[97] См.: Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. С. 115.

[98] Там же.

[99] Liber expugnationis regionum auctore Imamo Ahmed ibn Jahja ibn Djabir al-Beladsori, quem edidit M.J. de Goeje. Leiden, 1866. P. 196.

[100] Анасян A.C. Новая концепция в албанистике 11 К освещению проблем истории и культуры Кав­казской Албании и восточных провинций Армении. Ереван, 1991. С. 139-140.

[101] См.: Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании. IV в. до н. э. — VII в. н. э. С. 9.

[102] Мовсэс Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. 2. Гл. XI.

[103] См.: The History of the Caucasian Albanians by Movses Dasxuranci. Translated by C.J.F. Dowsett. L., 1961; История Агван Моисея Каганкатваци, писателя X века; Мовсэс Каланкатуаци. История страны Алуанк. Детальный источниковедческий анализ этого материала см.: Мамедова Ф. «Исто­рия албан» Моисея Каланкатуйского как источник по общественному строю раннесредневековой Албании. С. 9-32. См. также: Тревер К.В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании IV в. до н. э. — VII в. н. э. С. 12-14.

[104] Manandian /. Beitrage zur albanischen Ceschichte. Untersuchungen iiber Moses den Utier (Kalan’katuaci). Lpz., 1897.

[105] Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. I. Гл. VII.

[106] Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. I. Гл. IX.

[107] Му’джам ас-сафар ли-л-хафиз Аби Тахир Ахмад б. Мухаммад ас-Силафи. Тахкик ‘Абдаллах ал- Баруди. Дар ал-фикр, 1993. С. 349. См. также: Аликберов А.К. Мусульманская культура и образова­ние в Баб ал-абвабе, Ширване и Арране в XI—XII вв. по сведениям «Му’джам ас-сафар» Абу Тахира ас-Силафи // Дагестан и мусульманский Восток: Сб. статей / Отв. ред. А.К. Аликберов и В.О. Боб­ровников. М., 2010. С. 74-75.

[108] Мусульмане сначала сделали Джанзу административным центром всех своих кавказских владе­ний, а затем устроили здесь наследственные поместья. Вероятно, «известные поместья, которые и до сих пор называются Халидийат», по имени отца арабского наместника на Кавказе, былы пожалованы Мухаммаду б. Халиду халифом ал-Мутаваккилем около 245/895 г., когда он уходил с должности наместника Арминийи. «Та’рих ал-Баб» поясняет, что именно в обмен на получение наследственных прав на Джанзу и поместья Мухаммад б. Халид добровольно отказался от своей высокой должности. См.: Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. С. 47, 158.

[109] В «Му»джам ас-сафар» ас-Силафи (ум. в 1080 г.) говорится о памятном месте, связанном с пребы­ванием в Джанзе сельджукского султана. Прежде всего здесь отстроили большую пятничную ме­четь, куда приезжали известные люди. В другом фрагменте текста сообщается о прибытии в Арран знаменитого Ибн Макулы: «Амир Абу Наср Ибн Макула ал-Хафиз ал-Багдади посетил соборную мечеть пограничной области (джами’а сагр) из-за того, что султан со своим вазирем дошли до Арра- нийа». См.: Му’джам ас-сафар ли-л-хафиз Аби Тахир Ахмад б. Мухаммад ас-Силафи. С. 131.

[110] Майсак T.A. К публикации кавказско-албанских палимпсестов из синайского монастыря. С. 103.

Источник: Albania Caucasica: Сб. статей / Отв. редакторы А.К. Аликберов, М.С. Гаджиев -Вып. I -М.: ИВ РАН, 2015. С. 81-116.
22.09.2015 1081 0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
© 2013-2024 · Alpania-Mez Контакты Хостинг от uCoz