| Вход | Регистрация | ||
|
Среди функционирующих практически во всех языках способов синтаксической связи обычно выделяют согласование, управление и примыкание. Последний способ, достаточно обоснованно называемый также "нулевым", характеризуется отсутствием формального выражения связи. Следует заметить, что во многих синтаксических работах примыкание не всегда определяется достаточно четко: как правило, подчеркивается необходимость соположения связываемых элементов, что имеет место далеко не всегда. Действительно, если мы можем констатировать соположение в лезгинских словосочетаниях типа "прилагательное + существительное" (ср., например, яру пайдах 'красное знамя' - род. пад. яру пайдахдин, мн.ч. яру пайдахар и т.п.) или же 'числительное + существительное' (ср. пуд инсан 'три человека', род.пад. пуд инсаидин 'трех человек'), то связь наречия и глагола не детерминируется контактной позицией членов сочетания, ср. Сифте ам мукьвал алай Дербентдиз фена [М. Г.] 'Сначала он в находящийся поблизости Дербент поехал'. Находящееся в дистантном по отношению к главному слову (фена 'поехал') наречие сифте 'сначала' связывается с глаголом в соответствии с лексико-грамматическими правилами сочетаемости членов предложения,что,по-видимому,следовало бы отразить и в определении примыкания. Нельзя не обратить внимания и на требование неизменяемости при примыкании, которое также нельзя понимать буквально. Как известно, наречие в лезгинском языке может принимать формы пространственных падежей, т.е. изменяться, однако, не ставит под сомнение характеристику связи между наречием и глаголом именно как примыкания. Кроме того, следует заметить, что в лезгинском языке практически отсутствует приименное примыкание, хотя является в принципе возможным (ср. «РикIел цвалар» - «Швы на сердце» - повесть С. Минхаджева). Для передачи соответствующих конструкций в лезгинском языке используются различные способы. Во-первых, определительные конструкции подобного рода могут включать в свой состав причастия вспомогательного глагола,ср.: Абуру вири-да шегьердин къулайвилер авай кIвалер къачунва [Къ. М.] 'Они все получили квартиры с городскими удобствами (букв.городские удобства имеющие)'; Айнадихъ шехьдай аман амачир [А. И.] 'У Айны сил плакать (букв, плачущей силы) не оставалось'; Вичиз недай са затI жагъуриз сикI гзаф къекъвена [Л. X. М.] 'Лиса долго бродила в поисках чего-нибудь поесть (букв, съедобной одной вещи)'; Умужевгьера езнедиз кьисас кьадай рехъ жагъурзавай [Къ. А.] 'Умужевгер искала способ отомстить зятю' и т.п. Во-вторых, лезгинский язык располагает большими возможностями употребления генитивного определения, ср.: Бедевханан суд хьана [Къ. М.] 'Состоялся суд над Бедевханом' (букв. Бедевхана суд). Эта возможность распространяется и на зависимое отглагольное существительное - масдар. По нашему мнению, достаточно точную характеристику этому явлению дал Г. И. Магомедов, отмечавший, что прилагательные, причастия, порядковые числительные, притяжательные местоимения в лезгинском языке не обладают формальными словоизменительными признаками, и поэтому отношение между предметом и его признаком выражаются не с помощью согласования, т.е. уподобления форм зависимого слова формам господствующего (главенствующего) слова, как это имеет место в русском языке, а с помощью примыкания. Ср. кьакьан дагъ 'высокая горы'; кьакьан дагълар 'высокие горы', кьакьан тар 'высокое дерево', кьакьан руш 'высокая девушка', и т.д. Как видно, форма зависимого слова - прилагательного кьакьан 'высокий' остается без изменения во всех случаях: при главном слове женского, мужского и среднего рода (в русском языке ), а также при множественном и единственном числе [1990: 27]. Впрочем, можно говорить о случаях согласования на уровне предложения, о чем см. раздел о структуре простого предложения. |
| |||||||
|
